Глава 20. Цирюльник или певец

Однажды мы, я и мама, пошли проведать Джино Сантерколе и его сестру, которые находились в пансионе в Аффори, потому что в доме не было денег. Мы ждали снаружи, сидя на камне, часа посещений, и мама, странным образом, вдруг говорит: «Ты, когда вырастешь, должен заняться двумя делами. Или одним, или другим: стать или певцом, или цирюльником». «Нет, певцом – нет, никак. Я не умею, не знал бы с какой стороны начать, и потом, я никогда не пел. Это вы все поёте». Потому что они, вся семья, пели: мама, сестра. И ещё: «И потом, мне не нравится петь». «Ладно, ничего страшного, если не будешь певцом, станешь цирюльником». «Почему цирюльником?» «Потому что, - отвечает она, - если ты хорошо владеешь бритвой, как твой дядя Амедео, а он был артист бритвы, когда он брил, знаешь ли, собирались со всего района, чтобы побриться у него. У него, - продолжает мама, - была лёгкая рука. Ремесло нужно изучить хорошо, довести его до искусства. Если владеть им виртуозно, можно даже стать богатыми. И тогда ты никогда не умрёшь от голода, у тебя всё будет хорошо».

Вот. Потом я все же работал часовщиком, механиком, точильщиком. А после стал певцом. Когда я им стал, она никогда мне не напоминала: «Я же говорила! Не забудь об этом». Это я должен был ей напомнить: «Ты помнишь, мама, что ты мне говорила?» «Да, да, помню, кажется». Мне нравилось, что она слушала Лучано Тайоли, Джино Латилла, всех старых, слушала много песен, также и неаполитанских. Поэтому, очевидно, она думала, что я стану певцом подобного типа. Сразу же скажу, что она любила ту музыку, которая была противоположна музыке, которой занимался я. Но, когда пришёл рок-н-ролл, и я с первых дисков начал прислушиваться к американской фонетике, чтобы выучить её, она, как и я, - вот одна из её странностей, которую я несомненно унаследовал – она, как и я, внезапно страстно увлеклась этими певцами. С такой же страстью, как и я. В общем, сходила с ума по рок-н-роллу. Когда она слышала рок-н-ролл, она радовалась, и я видел, что она делает звук громче, то есть, делала то, что отныне делал я, обычно не без неудобства для окружающих пожилых людей.

Я часто брал её на свои концерты. Она чувствовала себя неуютно среди людей, однако она так радовалась, когда видела, как все эти люди хлопают мне, что оставалась очень довольна. Тогда я заставлял дать ей место рядом со сценой, прямо напротив меня. Но людей было очень много, постепенно её оттесняли, и она больше сцену не видела. Тогда я, так как всегда за ней присматривал, говорил: «Эй, там, подвинься! Разве ты не видишь, что это главная фанатка, а ты ей закрываешь сцену?!» Тогда все ребята воодушевлялись: «Эй, это мама Челентано!» И я со сцены спрашивал: «Мама, ты видела, сколько у нас защитников?!» И тогда она не выдерживала и плакала от чувств.

| Назад | Содержание | Далее |